В новой грандиозной премьере "Сатирикона" "Синее чудовище" Константин Райкин доказал, что современный спектакль может быть дорогим и эффектным зрелищем, не переставая при этом быть настоящим искусством.
Как-то раз в ходе интервью выдающийся артист и удачливый строитель театра начал рассказывать мне, как он боится неуспеха и как любит успех - успех сиюминутный и безусловный, не у горстки интеллектуалов в кулуарах, а у тысячного зала на представлении. Он говорил об этом, отбросив всякое лицемерие, и с такой степенью откровенности, что разговор казался почти исповедальным. "Никакими театроведческими исследованиями невозможно окупить неуспех, - горячился Райкин. - Это несчастье. Понимание, что ты бессмысленно тратишь свою жизнь. А успех - это глубоко. Это серьезно. Это как любовь. Как божественный поцелуй какой-то. Это ощущение твоей власти над людьми без насилия". Кажется, всю свою профессиональную жизнь худрук "Сатирикона" потратил на то, чтобы вывести заветную формулу ненасильственной и всеобъемлющей власти над зрителем. Он искал ее, как ищут философский камень. Кажется, интуитивно - после многих проб и неизбежных ошибок - он вывел ее наконец.
В "Синем чудовище" Карло Гоцци вы обнаружите все, что можно и должно обнаружить в высококачественном шоу. Архетипический сюжет про красавицу и чудовище и лихо закрученную фабулу. Яркие костюмы Аллы Коженковой и бесконечные переодевания-перевоплощения, без коих у Гоцци не обходится, кажется, ни одна его сказочная пьеса (фьяба). Высокотехнологичные спецэффекты, из которых самый запоминающийся - многоголовая гидра, устремляющая на бесстрашного героя - точнее, героиню - бесчисленные камеры, прикрепленные к шеям-штанкетам. Несколько настоящих цирковых номеров в исполнении настоящих драматических артистов (недавние выпускники Школы-студии МХТ демонстрируют тут высочайший профессионализм). Фантастические переплетения цирковой эстетики и венецианского карнавала: тартальи и бригеллы превращены у Райкина в коверных, а раскинувшаяся посреди подмостков круглая арена вдруг заполняется водой, недвусмысленно отсылая нас к глади венецианских каналов - на заднем плане плывут гондолы, и перед глазами изумленной публики вдруг возникает мост Риальто. Тут, наконец, много музыки, причем музыки шлягерной - и заводной, и за душу берущей. Она точно распределена во времени. На финал припасен безотказно действующий вальс Шостаковича, для полноты впечатления сопровождаемый фейерверком.
Но основное достижение этой сценической феерии, на изготовление которой была потрачена астрономическая сумма (говорят, что "Синее чудовище" - самый дорогой драматический спектакль России), - точно найденная театральная интонация. Никакие спецэффекты, впечатляющие декорации, сногсшибательные костюмы и клоунские гэги, как выясняется, не будут работать, если она не найдена. Райкин ее нашел. В талантливом, изобретательном, веселом и пронзительном спектакле "Сатирикона" артисты ни на секунду не скрывают своего желания нравиться публике. Они беззастенчиво требуют взаимности. Прежде чем начнется сам сюжет Гоцци, на арену выйдут коверные и разыграют старую как мир клоунскую репризу. "А-ап!" - кричит якобы собирающийся совершить сальто-мортале циркач, едва подпрыгивая при этом на месте и победоносно глядя в зал. Ну что, каков я! Зал благосклонно аплодирует - хорош, хорош. И чем прихотливее оказывается сюжет самой сказки, тем отчетливее проступает в спектакле "Сатирикона" этот заявленный в первую же минуту сверхсюжет. Потаенные мысли лицедея и внутреннее соперничество артистов явлены тут как на ладони. Вот Панталоне (Артем Осипов) рассказывает на языке мимики и жестов (а это, чтобы не подслушали) последние сплетни о распутстве царицы Гулинди (статная и гибкая Юлия Мельникова). Тарталья (Игорь Гудев) внимает ему, открыв рот. Но как только сценка закончена, и престарелый царедворец с победительным видом кланяется публике, Тарталья спохватывается. Это ж маска, туды ее в качель, сейчас явно обскакала его на повороте. Устроила тут, понимаешь ли, свою комедию дель арте. Осадить ее, уконтрапупить, сразить резким словом...
Мы готовы встать на голову и пройтись колесом, говорят зрителю выпестованные Райкиным синтетические лицедеи. Вот посмотрите, какие мы музыкальные, гуттаперчевые, ритмичные, остроумные, находчивые. А как мы импровизируем! А как иронизируем! Полюбите же нас поскорее!
Обнажение приема действует обезоруживающе. В "Синем чудовище" театр так разоблачает свою наивную и страстную жажду признания, что разоблачать ее со стороны было бы верхом идиотизма. Не знаю, как формулировал режиссер свою задачу, но прекрасную пьесу Гоцци о всепобеждающей и жертвенной любви он превратил в спектакль о вечной потребности артиста во взаимности. О привязанности театра к зрителю и жажде ответного чувства. В сверкающем фейерверками и спецэффектами шоу, как и в давнишнем интервью Райкина, есть что-то исповедальное. Его сила в том, что он не боится своей слабости. Не боится признаться в ней. Он не боится попросить нас о любви. И правильно делает. Ведь он этого достоин.
