Плюс главное
(без чего не спасут ни коврик, ни бродвейские бюджеты) – богатство
режиссерской фантазии, создавшей из этих «подручных средств» абсолютно
условную и абсолютно живую весеннюю Берендеевку, а также шторм эмоций и
высоковольтная отдача четверокурсников-райкинцев, доказавших свое право
называться артистами за год до выпускного звонка. Их «игра-драма с
музыкой, песнями и танцами» затеяна как бы в шутку, от избытка сил и
молодого брожения в крови, а разыграна до полной гибели всерьез.
Современно мыслящая молодая бизнес-вумэн Весна-Красна (Елена Кутырева) приезжает за дочкой Снегурочкой (Алена Разживина) к отцу – домашнему тирану-домостроевцу Деду Морозу (Алексей Бардуков). В аэропорту никто не встретил, дома неуютно и стыло, от снега, как от пыли, потускнели все краски.
Так
аукаются и перекликаются весь спектакль «доисторическая» вкусная сказка
Островского и сегодняшний нерв. И в первую очередь в образе Снегурочки.
Вместо «голубенького» нежного-снежного создания – жаркая
оторва-рок-н-рольщица, ретивая, заводная, острая на язычок и
естественная, как не прополотый сорняк. Одинокое городское дитя
сурового отца и по-своему равнодушной ко всему, кроме себя,
преуспевающей матери, которая вот так нечаянно породнилась с
обреченными.
По сюжету полюбившая Снегурочка должна непременно
погибнуть. Но ассоциации могут увести и совсем далеко от фабулы, к
сегодняшнему дню. В Берендеевке, подконтрольной беспощадному Яриле,
богу солнца, Мороз и его дочка-полукровка – иноверцы, инородцы.
Трагедия
чистая, не разменянная на мелкую монету «драматических коллизий» (когда
есть выбор, компромисс), проступает сквозь жизнерадостную, озорную
игру. Рок, рэп, фолк – драйв – гремят в стилизованной музыке Валерия
Чернышева. Танцуют и поют ребята так, как и полагается актерам
сатириконовской группы крови, и будет совсем неудивительно, если
постановщики будущих мюзиклов положат глаз на Сергея Сотникова (Лель с
лемешевским обаянием) и Марину Дровосекову (страстная до истовости
Купава). При желании можно разглядеть и несколько пародийных экивоков в
сторону нашей эстрады – вроде первого выхода певуна Леля, пастуха своих
коров (хвосты-веревки, колокольчики-ключи, жвачка во рту – и портрет
млеющего стада поклонниц готов). Но все это, разумеется, лишь верхние
пласты.
Как снежки из подвернувшегося под руку снега, актеры лепят свою историю из подвернувшихся под руку случайностей.
Вот
явились в царские палаты нищие Бобыль с Бобылихой, названные родители
Снегурочки (Артем Чилек, Елена Березнова). На них костюмы из подбора:
он в сомбреро из какой-то драмы плаща и шпаги, она шкандыбает задом с
лестницы на жутких шпильках из какой-то мелодрамы о проститутках. Вот
сплошной белый чехол с ряда кресел (снег) взмыл вверх (повиснув
облаком), а затем опустился на плечи преображенной Снегурочки,
получившей право любить как люди, – подвенечным платьем и саваном
одновременно. И остался кучкой талого снега в руках Мизгиря (Артем Осипов), обезумевшего от потери растаявший невесты.
Любовь
– тоже слово «из подбора»: из всей мировой драматургии, из всего
человеческого опыта. Она и оправдание нашей жизни, и новость, «которая
всегда нова» (отчего и останется навсегда главным театральным сюжетом).
И потому от финальных славословий богу солнца, разумному убийце
Снегурочки, мороз продирает по коже. Прежде свободные (в стильном
тинэйджерском дранье) берендеи выбегают на финал переодетыми в золотую
униформу детей солнца. Но их славословия звучат как проклятья, их
слепит нестерпимый свет солнца, им претит всеобщее благополучие,
купленное ценой одной разбитой любви. И только в этом молодом протесте
и есть оптимизм.
