Согласимся лишь в том, что политические аллюзии – одна лишь сторона
«медали». Тем более что в пересказе спектакля первым делом описывают
финал, такой, что враз отбрасывает в сторону всю фантазийную мишуру и
дает волю эмоции. Лир пытается усадить своих трех дочерей за пианино, а
дочери, уже мертвые, валятся, задевая клавиши. Гонерилья (Марина
Дровосекова) в красном, Регана (Агриппина Стеклова) в желтом, Корделия
(Наталья Вдовина) в белом платье сползают со своих стульев, а не
сознающий происходящего король мечется между трех фортепьяно и пытается
заставить дочерей сесть за инструмент. И эти случайные аккорды
знаменуют собой атональную музыку смерти.
Бутусов и его художник Александр Шишкин начинают с огромного стола:
на строительных козлах – длинные строительные доски, на них – листы
фанеры. По периметру этого импровизированного стола – дочери Лира, их
мужья и женихи. Сам Лир (Константин Райкин) – на столе. То ли –
приготовленный к посмертному омовению, то ли – как праздничное блюдо.
Сам говорит: хочет «доплестись до гроба налегке», при этом просьба к
дочерям рассказать ему о своей к нему любви выглядит злою шуткой,
безумной прихотью.
Пожалуй, это и следует счесть главным театральным открытием
Бутусова: Лир в его спектакле по-настоящему безумен в начале: сохранить
корону и королевский титул, раздав королевство наследницам, вернее, их
мужьям, короче, третьим лицам – это ли не безумие? Хоть – с точки
зрения истории, приложив все это к средневековым законам Европы, хоть –
с нынешней, пытаясь вообразить, как это может выйти в 2008 году, когда
президент наш планирует мирную передачу президентской власти
гипотетическому преемнику…
Прямых политических параллелей в спектакле нет, однако и вглубь
истории герои не забираются: костюмы не имеют отношения к какой бы то
ни было конкретной эпохе, но в целом – «плавают» в пределах ХХ века.
Остатки шинелей, неопределенной военной формы, на голове Лира вместо
короны – обтягивающая черная шапочка, – одни в таких ходят молиться в
мечеть, другие – надевают под широкополые хасидские шляпы.
Так вот: безумие Лира совсем не похоже на болезнь. Все произносится
Райкиным совершенно осмысленно, глаза его ясны. Оставшись один, в
сопровождении шута (Елена Березнова) и Кента (Тимофей Трибунцев), в
одних «длиннополых» трусах, – он пугающе-нормален среди безумия
непогоды и распада семьи. К слову, так уж положено Шекспиром (и тут
Бутусов следует автору), распад семьи в данном случае совершенно
очевидно ведет и к распаду страны, междоусобным войнам и даже внешней
интервенции (Корделия приводит с собою французские войска). Но такова
трагедия: до страны и народа нет дела никому.
Бутусов безжалостен к актерам: Эдгара (Артем Осипов), когда ему
полагается изобразить безумие, заставляет на глазах у публики вылить
себе на голову ведро какого-то клейстера и затем вываляться в этой
липкой дряни. Глостера (Денис Суханов) казнят, утыкая лицом в лохань с
рваными бумагами, другие обливаются водой с головы до ног… Странное
дело: чем больше сценических ухищрений, тем большее впечатление
производит простая, но настоящая – страстная – игра. Сопряжение с
происходящим на сцене возникает тогда только, когда в разговор вступает
Наталья Вдовина – Корделия. Когда-то открытый Райкиным ее трагический
темперамент здесь наконец находит естественный выход. И самому Райкину
трагедия – по вкусу. И все прочее кажется лишним.
Источник: http://www.ng.ru/culture/2006-10-09/10_satirikon.html |